Шрифт:
Закладка:
Однако если жены и матери должны были играть важную роль в воспитании общительности и добродетели у своих мужей и сыновей, то и сами они должны были получать образование. Слишком часто, говорили реформаторы, женщины получали образование "не для своей будущей пользы в жизни, а для развлечения мужского пола".97 Их воспитывали в духе фривольности и моды; их учили одеваться, шить, играть на клавесине и красить лицо, но не использовать свой ум в каком-либо значимом смысле. Республиканские женщины, как надеялись, будут другими. Они будут презирать моду, косметику и тщеславие, станут социально полезными и менее восприимчивыми к мужской лести. Такие женщины-республиканки могли бы стать мощной силой, способной изменить культуру. "Дайте дамам страны надлежащее образование, - говорил Бенджамин Раш, - и они будут не только принимать и исполнять ее законы, но и формировать ее манеры и характер".98 Раш предписывал женщинам читать, писать, вести бухгалтерию, изучать географию, натурфилософию и особенно историю; последнее должно было стать противоядием от чтения романов, которое, по мнению многих реформаторов, разрушало женский разум. Поскольку "надлежащая цель женского образования состоит в том, чтобы сделать женщин разумными спутницами жизни, хорошими женами и хорошими матерями", их не нужно обучать профессиям или участию в мужском мире. Разумеется, им не следует преподавать философию или метафизику, которые могут разрушить их женскую природу.99
Практически все американские реформаторы этого периода, как мужчины, так и женщины, одобряли образование женщин. В 1796 году священник из Массачусетса Симеон Доггетт выразил удивление тем, что "одной половиной человеческой расы так подло пренебрегают". Несомненно, это было следствием варварства, которое угнетало "нежную женщину... ...гораздо ниже своего достоинства". Однако в просвещенной Америке "эта черта варварства" быстро исчезала, и женщины занимали "подобающее им положение".100 Американские реформаторы пошли гораздо дальше своих английских и европейских коллег, призывая учить женщин не только шить, петь, танцевать и играть на музыкальных инструментах, но и думать, рассуждать и понимать мир, если не как мужчина, то, по крайней мере, лучше, чем они это делали в прошлом.101
Поэтому в течение двух десятилетий после революции были основаны десятки академий, предназначенных исключительно для повышения квалификации женщин, что не имело аналогов в Англии. Хотя большинство этих академий находилось в северных штатах, молодые женщины, в основном из обеспеченных семей, приезжали со всей страны. Помимо обычных декоративных предметов, им преподавали грамматику, арифметику, историю и географию. Впервые в американской истории молодые женщины смогли получить нечто похожее на высшее образование формальным и систематическим образом. Многие из женщин, прошедших обучение в этих академиях, добились выдающихся успехов в XIX веке.102
Как только права женщины стали обсуждаться публично, их подрывные последствия не всегда удавалось сдержать. Писательница из бостонского журнала 1802 года, называвшая себя "мисс М. Уорнер", начала с обычного перечисления так называемых прав женщины: готовить для мужа, разделять его беды и ухаживать за ним, когда он болен. Но затем она сделала паузу и выразила то, что, по ее мнению, должны были чувствовать ее читательницы. Это не права; "это обязанности. . . . Согласен, это так. Но разве вы не знаете, что удел женщины - домашний очаг? Вмешиваться в политику, божественность или юриспруденцию, / Это заслуживает насмешек". Насмешки или нет, но многие стали указывать на несправедливость исключения "из правительства половины тех, кто, считаясь равными мужчинам, вынуждены подчиняться законам, в создании которых они не участвовали!".103
Некоторые американцы теперь даже предвидели возможность того, что женщины станут полноправными гражданами с правом голоса и занятия политических должностей. В 1764 году Джеймс Отис поднял вопрос о праве женщин на участие в политической жизни. Но именно сама Революция по-настоящему подняла сознание женщин. Женщины, воспитывавшиеся в послереволюционные десятилетия, ожидали от своих матерей совсем другого. В своей приветственной речи, произнесенной в 1793 году в Академии молодых леди Филадельфии, Присцилла Мейсон провозгласила право и обязанность женщин стать ораторами. Они не только не уступали мужчинам в способности решать политические вопросы на публичных мероприятиях, но и превосходили их, о чем свидетельствует тот факт, что многие женщины добились успеха, несмотря на все усилия мужчин сдержать их. "Наши высокие и могущественные лорды (благодаря своим произвольным конституциям), - заявил Мейсон, - отказали нам в средствах познания, а затем упрекают нас за их нехватку". Этот смелый молодой оратор далее призывал не только к равному образованию для женщин, но и к их равному участию в научных профессиях и политических должностях.104
Хотя некоторые женщины в 1790-х годах начали заявлять о себе на публике подобным образом, в целом публичные выступления женщин не одобрялись. Джефферсон считал, что если женщинам будет позволено "беспорядочно смешиваться на публичных собраниях мужчин", то это приведет к "развращению нравов". Даже посещение лекций в присутствии мужчин вызывало определенное беспокойство.105
Учитывая этот опыт и подобные взгляды, представьте себе сенсацию, которую произвела в Бостоне в 1802 году Дебора Сэмпсон Ганнетт. Эта сорокадвухлетняя женщина вышла на сцену в женской одежде, чтобы рассказать о своем опыте участия в Революционной войне в качестве переодетого солдата Континентальной армии. После лекции Ганнетт переоделась в военную форму и продемонстрировала свое умение выполнять солдатские упражнения с оружием.
После эффектного выступления в Бостоне Ганнетт отправилась в годичное турне по Новой Англии и Нью-Йорку, выступая в основном перед переполненными залами - это был первый подобный лекционный тур американской женщины. Однако ее лекции, написанные ее наставником и мемуаристом Германом Манном, были неоднозначными. Само ее присутствие, конечно, вызывало у многих зрителей восхищение, ведь она была привлекательной и совсем не мужественной. Однако в то же время Ганнетт необходимо было убедить аудиторию, что она не является угрозой социальному порядку, как это казалось. К 1802 году наметилась реакция против эгалитарных настроений Мэри Уолстонкрафт, и Ганнетт пришлось приспосабливаться к новому климату мнений. Даже Джудит Сарджент Мюррей писала, что "мы не желаем одевать представителей обоих полов в военное снаряжение".
Ганнетт признала, что ее поступок двадцатью годами ранее, когда она, переодевшись, пошла в армию, был "несомненным нарушением приличий моего пола", которое "должно было бы изгнать меня из общества, из признания моего собственного пола". Но затем она объяснила, что ее охватило безумие патриотизма, "не терпящее никакого контроля", и она "разорвала тиранические путы, державшие мой пол в
